– Это я приглашаю вас на обед, – галантно заявляет он. – В компенсацию за неподобающее обращение, которое вы претерпели от представителя моего пола. Как вам такой расклад?
– Хм, ладно. Но… я даже не знаю, как вас зовут. Я Лиззи Николс.
– А я Жан-Люк де Вильер, – говорит он, протягивая мне руку. – И, думаю, вам следует знать, что я банкир-инвестор. Но у меня нет ни особняка, ни «БМВ». Клянусь.
Я машинально беру его руку, но вместо того, чтобы пожать ее, просто тупо смотрю на него, мгновенно вспыхнув.
– Ой, простите. Я не хотела… Думаю, не все банкиры плохие…
– Да ладно, – Жан-Люк сам пожимает мне руку. – Большинство именно такие. Но не я. Ну что, пойдем поедим?
Пальцы у него теплые и лишь самую чуточку шершавые. Я смотрю на него и гадаю, действительно ли розоватое сияние вокруг него – это всего лишь свет заходящего солнца, или же здесь ангел, по счастливому стечению обстоятельств ниспосланный с небес спасти меня.
Да уж, никогда не знаешь… Даже банкир-инвестор может оказаться ангелом. Пути Господни неисповедимы.
...Моду на «императорскую талию» – линию талии, поднятую прямо под грудь, – ввела жена Наполеона Бонапарта, Жозефина, которая во времена императорского правления мужа, начавшегося в 1 804 году, увлекалась «классическим» стилем греческого искусства и любила имитировать платья-тоги, в которые были облачены фигуры, изображенные на древних вазах.
Дабы больше походить на фигуры с ваз, многие молодые модницы мочили свои юбки, чтобы ноги под ними выделялись явственнее. Именно от этой традиции, как полагают, возникли современные «конкурсы мокрых футболок».
Заинтересовать мужчину и удержать его интерес можно только разговором о нем самом. Потом уже можно постепенно переводить разговор на себя и там его и оставить.
Маргарет Митчелл (1900–1949), американская писательница
Он не ангел. Во всяком случае, если только ангелы не рождаются и не воспитываются в Хьюстоне, а он именно оттуда родом.
Еще у ангелов обычно не бывает дипломов Пенсильванского университета, какой имеется у Жан-Люка.
Также у ангелов нет родителей, тяжело переживающих развод. Так что когда им (ангелам) хочется навестить отца – как, например, захотелось Жан-Люку, который выкроил пару недель отпуска в своей инвестиционной конторе, – им не приходится ехать аж во Францию. Именно там сейчас проживает его папа. Кстати, француз.
А еще ангелы шутят получше. Насчет шуток он не соврал – они у него и правда неуклюжие.
Но это ладно. По мне уж лучше парень, который неудачно шутит, но помнит, что я ненавижу помидоры, чем картежник и мошенник, который ничего не помнит.
Кстати, Жан-Люк помнит насчет помидоров. Вернувшись из дамской комнаты (живописно названной во французских поездах «туалетом»), куда я отправилась оценить ущерб, нанесенный моему лицу слезами, – к счастью, ничего такого, чего нельзя было бы исправить тушью, подводкой, помадой, – я обнаруживаю, что официант уже у нашего столика и принимает заказ. Жан-Люк ведет все переговоры, потому что, будучи наполовину французом, говорит по-французски бегло. И даже очень. Я не все понимаю, но несколько раз я улавливаю «pas de tomates».
Даже я со своим французским на уровне летних курсов понимаю, что это значит «без помидоров».
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться снова. Потому что Жан-Люк вернул мне веру в сильную половину человечества. Есть все же милые, приятные, симпатичные парни среди них. Нужно только знать, где искать. И уж точно не в женском душе своего общежития.
Этого, правда, я нашла в поезде… значит, после того как я сойду на своей станции, я могу его больше никогда не увидеть.
Ну да ладно, все в порядке. А чего я, собственно, хотела – закончить одни отношения и тут же начать другие? Вот именно. Можно подумать, что это нормально. Как будто у этих отношений был бы шанс, ведь я только-только оправляюсь после Энди.
И потом, вы же понимаете, «два корабля, плывущие мимо в ночи» и все такое.
О боже, я ведь рассказала ему об ужасных интимных подробностях своей биографии!
ПОЧЕМУ? НУ ПОЧЕМУ Я СДЕЛАЛА ЭТО? ПОЧЕМУ МНЕ ДОСТАЛСЯ САМЫЙ ДЛИННЫЙ ЯЗЫК ВО ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ?
Но все равно. Он такой… классный. И не женат – кольца нет. Может, у него есть девушка? Вообще-то у такого парня просто не может не быть девушки. Ну и пусть! Он же о ней ничего не говорит.
Это даже хорошо. С какой бы стати мне сидеть и слушать, как этот замечательный парень говорит о своей девушке? Конечно, если бы он стал говорить о ней, мне пришлось бы слушать. Ведь слушал же он мои излияния по поводу Энди.
К обеду он заказал вино. Когда официант приносит его и разливает нам, Жан-Люк поднимает бокал, чокается со мной и говорит:
– За минеты.
Я чуть не давлюсь хлебом, который потихоньку отщипываю. Мы хоть и в поезде, но все же во Франции. А это значит, что еда здесь потрясающая. По крайней мере, хлеб. Он такой великолепный, что я, отщипнув разочек от булочки в корзинке, уже не могу остановиться. Хрустящая корочка и мягчайшая теплая сердцевина – как тут удержаться? Конечно, я об этом потом пожалею – когда мои джинсы девятого размера на мне не застегнутся.
Но пока я просто на седьмом небе. Жан-Люк, хоть и неуклюжий шутник, все же очень забавный.
А еще я соскучилась по хлебу. Очень, очень соскучилась.
– Нет, их мы как раз хотим забрать назад, – поправляю я.
– Я могу только молиться, чтобы ни одна женщина, дарившая мне его, не захотела бы его вернуть, – говорит он.
– Уверена, что таких нет, – говорю я, нежно положив ломтик соленого масла на булочку и наблюдая, как оно тает на теплой мякоти. – Я хочу сказать, ты не похож на человека, который использует других.