– Да уж, посмотрим. Ладно, не беспокойся, ты не многое пропустила там. Просто куча надутых индюков ходят и треплются о своих яхтах. А, кстати, что у вас с Шер происходит?
– Она узнала, что я на самом деле еще не получила диплом, – говорю я и стараюсь не шмыгать носом.
– И все? – Чаз с облегчением вздыхает. – По тому, как она рвет и мечет, я подумал, что ты что-то сказала о мистере Джингле. Знаешь, она до сих пор мучается чувством вины…
– Нет, я всего лишь не соизволила проинформировать ее, что до сих пор не написала дипломную работу. А она узнала об этом. Откуда-то.
Это мне хороший урок. Люк рассказал Шери о моих проблемах в университете. Но ведь и я разболтала его маме о том, что он хочет стать врачом.
Ну я-то ладно. Я просто физически не могу держать секреты при себе. А у него, интересно, какое оправдание?
– Не дописала диплом? Господи, какая ерунда, – отмахнулся Чаз. – Да ты его быстро накропаешь. Скажу Шери, чтобы остыла.
– Хорошо, – говорю я и шмыгаю. Чаз вопросительно смотрит на меня. – Аллергия, – поясняю я. – Правда. Спасибо, Чаз.
– Ладно, удачи. – Чаз задумчиво оглядывает комнату. – Похоже, она тебе понадобится.
Я снова всхлипываю, но потом беру себя в руки. Я смогу. Смогу. Я сто раз делала это в магазине, переделывала платья, которые никто не хотел брать – такие они были уродливые. Пара движений ножниц, бархатную розу сюда и сюда и… voilà! Parfait!
И нам потом удавалось продать их с пятидесятипроцентной скидкой.
Я заканчиваю отпарывать кружевные крылья, и в дверь снова стучат. Понятия не имею, сколько я уже работаю и который теперь час, но в маленькое окошко мне видно, что солнце уже садится, окрашивая небо в рубиновый цвет. С лужайки до меня доносятся смех и звон посуды. Гости едят.
И поскольку я сама перетаскивала продукты из грузовичка, уверена, то, что они едят, очень вкусно. Я даже не сомневаюсь, что им подают трюфеля и фуа-гра.
– Входи, – кричу я, думая, что это снова Чаз.
И совершенно столбенею, видя, что это вовсе не Чаз, а Люк.
– Ого, – говорит он, протискиваясь в мою комнатку и озабоченно осматриваясь.
Оно и понятно – комната напоминает фабрику конфетти.
– Чаз сказал мне, что случилось, – говорит он. – Я и понятия не имел, что они втянут в это тебя. Это же полное безумие.
– Да, – говорю я сухо. Я твердо намерена не плакать при нем. – Безумие, это точно.
Держись, Лиззи. Ты сможешь.
– Как они уговорили тебя? – спрашивает Люк. – Лиззи, никто не может сделать свадебное платье за одну ночь. Почему ты не отказалась?
– Почему я не отказалась? – О, нет. Вот и слезы. Я чувствую, как они собираются под веками – горячие и влажные. – Господи, Люк. Не знаю. Может, потому, что твоя девушка стояла и расписывала, как ты нахваливал мои таланты.
– Что? Я не… – Люк ошарашен.
– Да я уж поняла, – обрываю я его. – Теперь поняла. Но тогда в глубине души надеялась, что ты говорил обо мне что-то хорошее искренне. Надо было догадаться, конечно, что это просто трюк.
– Да что ты такое говоришь, Лиззи? – удивляется Люк. – Лиззи, ты плачешь?
– Нет. – Я вытираю рукавом глаза. – Не плачу. Просто очень устала. День выдался очень долгий. И мне совсем не нравится то, что ты сделал.
– А что я сделал? – Люк совершенно сбит с толку.
В свете лампы у моей кровати он выглядит таким желанным. Он переоделся к вечернему приему, и на нем теперь белоснежная сорочка и черные брюки с острыми, как лезвия, стрелками. Белизна рубашки еще больше подчеркивает, какие загорелые у него руки и шея.
Но я не дам себя обмануть мужской красотой. В этот раз не дам.
– Можно подумать, ты не знаешь.
– Не знаю, – отвечает Люк. – Слушай, не знаю, что такого наговорила Доминик, но я клянусь, Лиззи…
– Неважно, что ты сказал Доминик, – перебиваю я. – Я уже знаю, что это было вранье. Но зачем… – Голос у меня срывается. Ну и где моя решимость не плакать перед ним? Ну и ладно. Разве он не видел, как я плачу? – …зачем ты рассказал Шери о моих проблемах с дипломом?
– Что? – На лице у него целая гамма чувств – от удивления до смущения. – Лиззи, клянусь! Я ни слова не говорил.
Вот это да. Такого я не ожидала. Не думала, что он станет отпираться. Я ожидала, что он сразу раскается и попросит прощения.
И я с радостью его прощу, поскольку и сама виновата перед ним в том, что все растрепала его маме. Конечно, это изменит наши отношения, но, может, удастся прийти к некоему взаимному уважению…
Но вот так стоять и нагло все отрицать? Мне в лицо?
– Люк, – говорю я, и от разочарования голос у меня немного дрожит. – Это мог быть только ты. Больше никто не знал.
– Это не я, – упирается Люк. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять: он уже не смущен, не удивлен. Он в ярости. По крайней мере, если судить по сдвинутым бровям. – Слушай, я не знаю, откуда Шери узнала, что ты не получила диплом, но я ей не говорил. В отличие от некоторых, я умею хранить чужие секреты. Или это не ты рассказала моей маме, что я хотел поступать в медицинскую школу?
О-па! В наступившей тишине до меня снова доносится звон посуды снизу, стрекот сверчков и вопль Викки:
– Лорена! Николь! Идите сюда! Я погибла.
– Э-э, да, – говорю, – я сделала это. Но я могу все объяснить…
– И ты считаешь, – перебивает меня Люк, – что можешь обвинять других в том, что они выдали твой секрет, когда сама не способна хранить чужие?
– Но… – Я чувствую, как кровь отхлынула от лица. Он прав. Абсолютно прав. Я самый величайший лицемер в мире. – Но ты не понимаешь, – пытаюсь оправдаться я. – Твоя девушка, твой дядя – да все вокруг – только и делают, что говорят, как ты жаждешь получить эту работу, и я подумала…